В начале было Cлово, срок прошёл —
Бог создал пиво, женщину и Землю.
И Бог сказал, что это хорошо.
Конкретно он имел в виду деревню.
Нам Бог велел селиться в деревнях.
Заветы господа я в жизнь претворяю.
У нас в селе, как в райских кущерях:
Тащусь, кайфую, прусь, обалдеваю.
Здесь, с Божьей помощью, у нас растет буряк,
Морква, цибуля, бульба разных видов,
Укроп, петрушка. А какой здесь пастернак!
Гордился б сам Борис бы Леонидыч!
Полны здесь женщины природного огня,
Без комплексов фрейдистских, право слово!
И на скаку, пусть, может, не коня,
Но мужика уж точно остановит!
Здесь даже местные смешные фраера
Приличнее столичных декадентов.
Здесь люди проще, тюрю хавают с утра
И в морду вам не тычут интеллектом.
А то, что пьют здесь много мужики,
Эт, чтоб душа не хрюкала, а пела.
По крайней мере, наши ямщики
В степи не мёрзнут, принимая для сугрева.
Навозный аромат здесь — символ чистоты,
Для знатока приятнее «Шанели».
Мы вырастаем из навоза, как цветы,
Как Лев Толстой из гоголевской «Шинели».
Для городских навоз — это «говно»,
У нас на килограмм навозной массы
Приходится жемчужное зерно.
Здесь в ожерельях все, как папуасы.
Что в городе за жизнь? Не жизнь, а плен!
Толпа, менты, машины, мусорные груды,
Вонь, рэкет, шлюхи, стрессы, МММ,
Начальник — гад, работа — швах, друзья — иуды.
Вода из крана — медный купорос,
Соседи — твари в пятом поколеньи.
Невроз, артроз, тромбоз, лейкоз, понос —
Болезни городского населенья!
Бросайте городской вонючий смог,
Мотайте к нам. Карету вам, карету!
Здесь оскорблённому есть чувству уголок,
Здесь есть что выпить-закусить поэту.
Без Кашпировского природа исцелит:
Чернеет седина, пройдут рубцы на коже,
Растут потенция, живот и аппетит,
В размерах отрастает всё, что может.
А случка города с деревней — это срам!
Чтоб нашу девственность матросы растоптали!
Деревня, братцы, — это не халам-балам,
Деревня — квинтэссенция морали!
Здесь так живёшь — сермяжный и простой,
Надев армяк да из верёвки пояс.
Идёшь в лаптях, куды там твой Толстой!
Строчишь роман, как баба бросилась под поезд.
Степная кобылица мнёт ковыль,
С похмелья скифы все с раскосыми глазами.
Июль, кузнечики, полуденная пыль,
И старый поп храпит под образами.
В деревне очищаешься душой,
Деревня сублимирует пространство.
Опять же, здесь с картошкой хорошо,
А я её люблю с топлёным маслом. (с)
